XXIV
В комнате горничная уже все приготовила к ночи, постелила постель, положила коврик к кровати, закрыла окно и задернула гардины. Мартин Бек зажег лампу на ночном столике и взглянул на телевизор. У него не было желания его включать, да и передачи уже, наверное, кончились. Он снял ботинки, носки и рубашку. Отдернул гардины и открыл настежь двойное окно. Опершись о подоконник, стал смотреть на канал, железнодорожный вокзал и гавань. Проходили освещенные пассажирские суда, у входа в гавань гудел паром. Движения на улицах почти не было, а перед вокзалом стоял длинный ряд такси с зажженными огоньками и открытыми дверцами. Водители болтали друг с другом, машины выкрашены в более или менее веселые цвета, не черные, как в Стокгольме. Ложиться не хотелось. Вечерние газеты он уже прочитал, а взять с собой какую-нибудь книгу забыл. Да и читать не было охоты, не хотелось, а захочется, в каждой комнате гостиницы есть библия и телефонный каталог. Было у него и заключение о вскрытии трупа, но его текст он знал почти наизусть. Мартин Бек смотрел в окно и чувствовал себя одиноким. Он сам этого хотел, иначе мог бы сейчас сидеть в баре, или дома у Монссона, или в каком-нибудь из множества других мест. Ему чего-то не хватало, но он не знал - чего. Послышался легкий стук в дверь. Очень легкий. Если бы он спал или принимал душ, то не услышал бы. - Войдите, - сказал он, не оборачиваясь. Услышал, что дверь открылась. Может быть, это готовый броситься на него убийца. Если тот выстрелит в затылок, Мартин Бек упадет в окно и разобьется о тротуар. Он улыбнулся и повернул голову. Это был Паульссон в своем клетчатом костюме Ядовито-желтых ботинках. Вид у него был несчастный. Даже усы не казались такими шикарными, как обычно. - Привет, - сказал он. - Привет. - Можно войти? - Конечно, - сказал Мартин Бек. - Садись. Сам он отошел и сел на край кровати. Паульссон уселся в кресло. Лоб и щеки у него блестели от пота. - Сними пиджак, - предложил Мартин Бек. - Здесь можно не соблюдать этикет. Паульссон долго колебался, но наконец начал расстегивать пуговицы. Сняв пиджак, старательно сложил его и повесил на ручку кресла. Под пиджаком была рубашка в широкую полоску светло-зеленого и оранжевого цветов. В наплечной кобуре револьвер. Мартин Бек подумал, сколько времени понадобится, чтобы добраться до оружия, пока справишься со сложной процедурой растягивания пуговиц. - Ну, что тебя беспокоит? - беспечно спросил он. - Я... Я хочу спросить тебя. - О чем? Наконец, по-видимому, после больших усилий над собой, Паульссон произнес: - Добился ты чего-нибудь? - Нет, - ответил Мартин Бек. И из вежливости прибавил: - А. ты? Паульссон печально покачал головой. Любовно погладил усы, словно пытаясь набраться новых сил. - Все это так сложно, - сказал он. - Или, наоборот, очень просто, - сказал Бек. - Нет, - сказал Паульссон, - не думаю. А самое скверное... - Потом, с проблеском надежды во взгляде, спросил: - Ты получил от них нагоняй? - От кого? - От шефов в Стокгольме. - Они немножко нервничают, - ответил Мартин Бек. - А что самое скверное, как ты сказал? - Будет международное расследование, политически очень сложное. Всестороннее. Сегодня вечером два иностранных агента -безопасности уже сюда приехали. В гостиницу. - Эти странные люди, которые сидели в холле? Откуда они? - Маленький из Лиссабона, а второй из Африки. Называют себя деловыми людьми. Но... они сразу меня узнали. Знают, кто я. Странно. "Да уж куда как странно", - подумал Мартин Бек. Вслух о я сказал: - Ты с ними говорил? - Да. Они хорошо говорят по-английски. Мартин Бек знал, что Паульссон был очень слаб в английском. Может быть, он хорошо знал китайский иди украинский, или какой там еще язык нужно знать для безопасности государства. - Что им нужно? - Они спрашивали о вещах, которые я не очень-то понял. Поэтому-то я и побеспокоил тебя. Они хотели подучить список подозреваемых. По правде говоря, у меня такого списка нет. Может быть, у тебя есть? Бек покачал головой. - Я, конечно, им этого не сказал, - хитро улыбнулся Паульссон. - Но они спросили о чем-то непонятном. - О чем же? - Насколько я понял, но, может быть, я ошибаюсь, они хотели знать, кого подозревают в заокеанских провинциях. Заокеанские провинции... Но они повторили это несколько раз на разных языках. - Ты правильно понял, - дружелюбно сказал Мартин Бек. - Португальцы утверждают, что их колонии в Африке и в другие местах равноправны с провинциями в самой Португалии. Лицо Паульссона просветлело. - О, черт, - сказал он. - Значит, я правильно понял. - И что же ты им сказал? . - Ничего точного. У них был разочарованный вид, - Да, можно себе представить. - Они собираются остаться здесь? - Нет, - сказал Паульссон. - Едут в Стокгольм. Будут беседовать в своем посольстве. Я тоже лечу туда завтра. Должен доложить. И изучать архивные материалы. - Он зевнул. - Пожалуй, нужно ложиться. Тяжелая была неделя. Спасибо за то, что помог. - Паульссон поднялся, взял пиджак и очень тщательно застегнул все пуговицы. - Пока. - Спокойной ночи. В двери он повернулся и зловеще проговорил: - По-моему, на это уйдут годы. Мартин Век посидел еще несколько минут. Посмеялся рад ушедшим гостем, разделся и вошел в ванную комнату. Долго стоял под холодным душем. Закутался в банную простыню и вернулся к прежнему месту у окна. Снаружи было тихо и темно. Казалось, что вся жизнь замерла и в гавани и на вокзале. Где-то промчалась полицейская машина. Многие таксисты смирились со своим положением и разъехались по домам. Наконец и он решил, что пора лечь. Раньше иди позже это придется сделать, хотя сон по-прежнему не приходил. Лег на спину и заложил руки за голову. Лежал неподвижно, устремив взор в потолок. Минут так через пятнадцать, двадцать, снова услышал стук в дверь. Очень легкий и на этот раз. Господи боже, подумал он, неужели Паульссон опять начнет распространяться о шпионах и тайных агентах? Самим простым делом было прикинуться, что спишь. Но разве ты лишился чувства долга? - Войдите, - произнес он с тоской. Дверь осторожно открылась, и в комнату вошла Оса Турелль в домашних туфлях и в коротком белом ночном халате, завязанном пояском на талии. - Ты не спишь? - Нет, - ответил Мартин Бек и простодушно прибавил: - И ты тоже? Она засмеялась и покачала головой. Коротко остриженные темные волосы блестели. - Я только что вернулась. Успела лишь принять душ. - Я слышал, у вас сегодня была большая суета. - Да, черт возьми. Поесть некогда было. Сжевала только несколько бутербродов. - Садись. - Спасибо. Если ты не устал. - От ничегонеделания не устаешь. Она все еще колебалась, не отпуская ручку двери. - Принесу свои сигареты. Моя комната через две от твоей. Она оставила дверь приоткрытой. Он лежал по-прежнему, заложив руки за голову, и ждал. Через несколько секунд она вернулась, бесшумно закрыла за собой дверь и подошла к креслу, на котором час назад Паульссон изливал свои страдания. Она сбросила туфли и забралась в кресло с ногами, подтянув колени к подбородку. Зажгла сигарету и сделала несколько глубоких затяжек. - Хорошо, - сказала она. - День бью ужасный. - Ты жалеешь, что стала служить в полиции? - И да и нет. Видишь так много дряни, о которой раньше только слышала. Но иногда вроде бы делаешь что-то полезное. - Да, - сказал он. - Иногда. - У вас был плохой день? - Очень. Ничего нового или положительного. Но так бывает часто. А у тебя есть какие-нибудь предположения? - Какие у меня могут быть предположения? Хотя Пальмгрен был подлецом. Многие, несомненно, имели основания его ненавидеть. Мне кажется, тут просто-напросто месть. - Я тоже так думал. Она помолчала. Когда сигарета потухла, она тут же зажгла новую. Мартин повернулся и посмотрел на Осу. Казалось, мысли ее далеко отсюда, а глаза устремлены в какую-то точку вдали. Наконец она взглянула ему прямо в глаза. Глаза у нее были большие, карие, серьезные. Только что она словно отсутствовала, а теперь вся была здесь. Она смяла сигарету и не закурила новую. Облизала губы кончиком языка. Зубы у нее были белые, но слегка неровные. Брови густые и темные. - Да, - проговорил он. Она медленно кивнула. Очень тихо сказала: - Да, раньше или позже. Почему не теперь? Встала и села на край кровати. Сидела не шевелясь. Они все смотрели друг на друга. - У тебя серые глаза, - сказала она. - А у тебя карие. - Ты думал об этом раньше? - спросила она. - Да, а ты? - Иногда, в последний год. Он обнял ее за плечи. Когда она ушла, в комнате уже было светло. Это пр