Когда в воскресенье утром Бенни Скакке слезал с велосипеда у причала катеров на подводных крыльях, "Бегун" как раз входил в порт. Он уже опустился на киль ц медленно скользил к пристани. Погода стояла по-прежнему великолепная, и мало кто захотел провести весь путь через Зунд взаперти, сидя в салоне, больше похожем на самолетный. "Бегун" привез всего с десяток пассажиров. Выкарабкавшись из его чрева, они торопливо зашагали по мосткам к морскому вокзалу и скопом бросились к единственному такса, оказавшемуся на стоянке. Скакке ждал у трапа. Минут через пять на палубе показалась светловолосая девушка в форме стюардессы. Он подошел к ней, представился и показал свое удостоверение. - Но ведь я уже рассказывала об этом человеке полиции, - сказала она. - В Копенгагене. - Да, я знаю, - сказал он. - Но мне хотелось задать вам еще несколько вопросов. Вы случайно не заметили, держал ли он что-нибудь в руках? Наморщив лоб и закусив губу, стюардесса неуверенно сказала: - Знаете, вот когда вы спросили, я, кажется, припоминаю... По-моему... Да, по-моему, у него была какая-то коробка, черная, вот такой примерно величины. Она показала руками. - А вы не заметили, в салон он вернулся с коробкой или без нее? И на берег как выходил - с пустыми руками или нет? Она снова задумалась. Потом покачала головой и твердо сказала: - Нет, не могу вспомнить. Не знаю. Я видела только что он держал коробку под мышкой, когда стоял на палубе. - Ну что ж, спасибо. Это очень ценные сведения. После того разговора с полицией в Копенгагене вы ничего нового не припомнили об этом человеке? Она опять отрицательно покачала головой и улыбнулась профессиональной улыбкой. Скакке вернулся на Давидсхальторьет и поднялся в свой кабинет. Собственно говоря, дел у него никаких не было, но время подходило к одиннадцати: пора звонить Монике. Он охотнее звонил ей с работы, чем из дома. Отчасти это объяснялось тем, что он хотел сэкономить, отчасти тем, что хозяйка была излишне любопытна. А он не хотел, чтобы ему мешали, когда он говорит с Моникой. Она тоже была выходная и сидела одна в квартире, которую снимала вместе с подругой по работе. Проговорили почти час, но и что из того? Платить будет полиция, или, вернее, налогоплательщики. Когда Скакке положил трубку, он уже не думал о деле Пальмгрена: его занимали совсем другие мысли.
XI
Мартин Бек и Монссон снова встретились в полиции в понедельник в восемь утра не в лучшем расположении духа. Воскресенье не принесло ничего нового, разве стало еще жарче , и еще безлюднее на улицах, и, когда они сообщили вечерним газетам, что "в расследовании изменений нет", эта пустая и избитая фраза имела под собой все основания. Единственным светлым пятком были расплывчатые сведения, добытые Скакке у стюардессы. Июль - очень неудобный месяц для полицейских дел. Если к тому же стоит хорошая погода, то он неудобен ни для чего. Королевство Швеции закрыто, ничто не работает, и никого не найдешь по той простой причине, что люди уехали за город или за границу. Это касается большинства, от местных профессиональных преступников до работников государственных органов, и полицейские, которых в это время остается относительно мало, занимаются большей частью проверкой иностранцев да пытаются поддержать порядок на автомагистралях. Мартин Бек, к примеру, много бы дал за то, чтобы поговорить со своим бывшим сотрудником Фредериком Меландером, теперь инспектором уголовной полиции в Стокгольме. Тому было сорок девять лет, тридцать из них он прослужил в полиции, и его память надежнее, чем чья-либо, хранила имена, события, ситуации и другие факты, которые ему удалось добыть за все годы. Этот человек никогда ничего не забывал и был одним из тех, кто, может быть, сумел бы посоветовать сейчас что-нибудь дельное. Но Меландера не найдешь, он в отпуске и, как всегда, когда бывает свободен, сидит в своем домишке на острове Вэрмде. Телефона там нет, и никто из его коллеге знает точно, где этот дом находится. Его любимое занятие - заготовка дров, но в этот отпуск он решил заняться строительством нового, двухместного нужника. Кстати говоря, отпуска у Бека и Монссона начались как раз в эту неделю, и мысль о том, что отпуск приходится отодвинуть на неопределенный срок, действовала на нервы. Но, как бы там ни было, в этот понедельник придется провести допрос. Мартин Век позвонил в Стокгольм и после долгих "если" и "но" уговорил Кольберга заняться Хампусом Брубергом и Хеленой Ханссон. - О чем мне их спрашивать-то? - уныло сказал Кольберг. - Сам толком не знаю. - А кто же руководит расследованием? - Я. - И ты не знаешь? Что же я-то тогда могу придумать, черт возьми! - Нам не хватает мотива преступления. Или, вернее, у нас их слишком много, этих мотивов. Может быть, знание обстановки в пальмгреновском концерне поможет нам за что-то уцепиться? - Ну-ну, - недоверчиво сказал Кольберг. - А эта самая Ханссон, секретарша, она хоть симпатичная? - Говорят. - Ну тогда еще куда ни шло. Пока. Мартин Бек чуть не сказал "жду звонка", но в последнюю минуту сдержался. - Пока, - лаконично ответил он и повесил трубку. Взглянул на Монссона и сказал: - Кольберг займется стокгольмским отделением концерна. Потом оба сидели молча, лениво перебирая бумаги. В девять часов встали и пошли на улицу, к автомашине Монссона. Движение было более оживленным, чем в воскресенье, но тем не менее путь до портового района, где располагалась главная контора Пальмгрена в Швеции и где сейчас распоряжался Мате Линдер, занял не больше десяти минут. Монссон поставил машину так, как ставить ее по правилам никак уж нельзя, и опустил щиток, с наружной стороны которого красовалась надпись "ПОЛИЦИЯ". Они поднялись на лифте на седьмой этаж и оказались в просторной приемной, пол которой был затянут светло-красным ковром, а стены обиты шелком, посредине стоял низкий стол и удобные кресла, на столе - груда журналов, большей частью иностранных, но были "Свенск тидскрифт" и "Векканс афферер", две большие хрустальные пепельницы, деревянный ящик с сигарами и сигаретами, настольная зажигалка черного дерева и массивная ваза с красными розами. Поодаль, за столиком, сидела светловолосая девица лет двадцати и изучала свои сверкающие, как зеркало, ногти. Перед ней переговорный аппарат, два телефона, блокнот на металлической дощечке и позолоченное вечное перо. У нее была фигура манекенщицы, черно-белое, очень короткое платье. Чулки с черным хитроумным узором, элегантные черные туфли с серебряной обтяжкой. Губы накрашены почти белой помадой, а веки резко обведены синим. Серебряные серьги, белые как мел зубы, длинные приклеенные ресницы над глуповатыми голубыми глазами. "Безупречно сделано, если кому это надо", подумал Мартин Бек. Она взглянула на них с оттенком презрения, ткнула длинным ногтем в свой блокнот и сказала на самом настоящем сконском диалекте: - Вы из полиции, насколько я понимаю. - Бросила взгляд на свои миниатюрные часики и добавила: - Вы пришли почти на десять минут раньше. Господин Линдер сейчас говорит по телефону. "Господин, - подумал Мартин Бек. - Значит, Мате Линдер уже сделал шаг вперед, туда, где должность называть уже и не нужно". - Он разговаривает с Иоганнесбургом, - сказала девушка. - Как только он закончит, я вас приглашу. Ваши фамилии Монссон и Бек, кажется? - Бек. - Хорошо, - равнодушно сказала она. Взяла ручку и стала небрежно чертить в своем блокноте. Потом снова посмотрела на них с плохо скрываемым отвращением и, кивнув в сторону стола с розами, хрусталем и сигаретами, сказала:-Курите, пожалуйста. Примерно так говорит зубной врач - сплюньте, пожалуйста. Мартин Бек чувствовал себя скверно в этой обстановке. Он взглянул на Монссона, на котором была мятая рубаха навыпуск, неглаженые брюки и сандалеты. Сам он выглядел ненамного элегантнее, хотя и положил на ночь брюки под матрас. Монссон тем не менее казался совершенно невозмутимым. Он развалился в кресле, достал из нагрудного кармана зубочистку, за полминуты пролистал "Векканс афферер" и, пожав плечами, бросил журнал на стол. Бек, внимательно изучив богатое содержимое ящика с сигаретами, кончил тем, что вытащил из кармана свою "Флориду", прикусил мундштук и чиркнул спичку. Минуты шли. Монссон с отсутствующим видом жевал зубочистку. Бек загасил сигарету и прикурил новую. Встал и подошел к стене, в которую был вделан большой аквариум с зеленой искрящейся водой. Он мо